— Но Степан Митрофанович, — Захарьин бросил мою руку, словно по ней ползло стадо опарышей. — Но это чистой воды мошенничество! У него дар совсем слабый и он сращивает ткани, как первоклассник.

— Вы сомневались, сдаст он или нет, — продолжал Обухов, — он сдал. Дайте ему шанс завершить испытание, и мы со спокойной совестью отпустим пациента, который перед вами ни в чём не виноват.

— Степан Митрофанович, — не унимался Захарьин.

— Разговор закончен! — грянул голос босса. — Сядьте на место, пока это не перешло на другой уровень!

Видимо у Ярослава Антоновича всё-таки есть инстинкт самосохранения и он наконец сработал. Больше не произнеся ни слова, он ровным шагом направился к своему креслу, а я приступил к окончательному этапу заживления раны, нанесённой тем, кто должен их лечить. Через минуту остался тонкий едва заметный рубец там, где совсем недавно красовалась сделанная зазнавшимся капризным лекарем резаная рана.

— Будите пациента и увозите, — скомандовал Обухов, когда я закончил. Потом встал с кресла и провозгласил так, чтобы слышали все, хотя сейчас это было несложно, зал притих, как мыши в амбаре при появлении кота. — Торжественно заявляю, что Склифосовский Александр Петрович прошёл испытания и получает допуск к работе лекарем. Все ограничения, наложенные на его самостоятельную деятельность, снимаются. В подтверждение моих слов испытуемому будет выдан соответствующий документ, подтверждающий решение коллегии лекарей Санкт-Петербурга и губернии. На этом заседание коллегии прошу считать закрытым, все свободны.

Я был уверен, что всё закончится именно так, но всё равно от радости дыхание участилось и чаще забилось сердечко. Теперь я смогу работать в кабинете один, ни от кого не зависеть и усиленно прокачивать свой дар, расширять возможности. Захарьин, выходя из-за стола президиума, прожёг меня таким ненавидящим взглядом, что у меня чуть волосы дымиться не начали. Похоже, он меня в покое не оставит. Он почувствовал. каким образом я заживлял рану и ему это очень не понравилось. Единственный способ не попасть под его секиру — заручиться поддержкой того, против кого он не пойдёт. Надо попасть на аудиенцию к Обухову и толкнуть ему эту идею по несению просвещения в массы с новым методом лечения. Если уж и он решит опустить на меня свою секиру, тогда дело плохо, но есть и шанс на успех.

— Предлагаю сегодня это отметить в семейном кругу, — сказал довольный отец, когда мы уже выходили из клиники.

— Но сначала надо хорошо поработать, — добавил я, — чтобы было на что отмечать.

— А я пока съезжу к нашей усадьбе, — сказала мама, — посмотрю как там дела и сколько им ещё осталось.

На улице стояла чудесная погода, небольшой минус и тонкий слой снега уже создавали впечатление начавшейся зимы. Небо как никогда чистое, голубое, солнышко светит бодро, даже чувствуется тепло. Отец вызвал такси к началу Литейного моста, а это расстояние решили пройти пешком. Десять минут на свежем воздухе после всего пережитого точно не повредит.

Глава 24

Утро среды было не менее волнительным, чем вчера, во вторник. Сегодня я первый день с момента моего попадания в этот мир буду наконец вести приём пациентов самостоятельно. Но на работу едем только мы с Виктором Сергеевичем, родители отправятся в усадьбу, где уже подходят к финишной прямой ремонтные работы. Значит скорее всего после работы поедем домой, а не на съёмную квартиру. Жизнь налаживается.

Катя уже усвистела на учёбу, успев однако собрать свои вещи в чемодан. Видимо сегодня хорошо выспалась. Родители пока никуда не спешили, неторопливо завтракали и обсуждали грядущий день. Мы с дядей Витей наскоро перекусив прыгнули в такси и поехали на работу.

— Сань, а ты можешь со своим строителем договориться, чтобы они и мою конуру в порядок привели? — спросил дядя Витя, когда мы уже поворачивали на Суворовский. — А то войдёт в привычку быть членом вашей семьи, а я как-то один жить привык, да и не хорошо это злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Дядь Вить, вы нам нисколько не мешаете, поверьте, — улыбнулся я. — Но я вас прекрасно понимаю, своё есть своё. Я только не уверен, что смогу сегодня его увидеть, попрошу отца, адрес он знает.

Насколько же непривычно входить в манипуляционный кабинет, понимая, что кроме тебя и медсестры здесь больше никого не будет. Ну пациенты не в счёт, это, само собой. Такое ощущение, что вышел на работу в первый день после интернатуры, также немного волнительно.

Поток пациентов был вполне приличный, все уже узнали, что клиника работает в обычном режиме и потянулись косяками. Мелкую хворь я исцелял довольно быстро, больше времени занимали разговоры, которые тоже надо уметь укорачивать так, чтобы никто не обижался. Моего стажа на это хватает. И так было всё просто и непринуждённо, пока не зашёл следующий пациент.

Мне его вид сразу не понравился. Бледный, измождённый мужчина, на вид лет шестьдесят, но я сразу понял, что он чувствительно моложе, просто серьёзно болен. Это точно не артрит или остеохондроз.

— Что у вас случилось? — спросил я, помогая ему забраться на стол, своих сил ему на это не хватило.

— Я уже месяца три не могу нормально есть, пища словно стоит в желудке, а дальше не проходит. Раньше была тяжесть после еды, потом всё хуже и хуже.

— Вы уже с этим к кому-то обращались? — спросил я. Какая знакомая картина, пока жареный петух не клюнет, надо сидеть дома, а то пойдёшь лечиться, тебя и залечат нафиг.

— Ещё нет, вы первый.

— В туалет-то ходите?

— Больше недели не ходил, нечем.

— Всё ясно, — кивнул я и по привычке начал щупать живот, даже не вспомнив про магию.

Моё первое предположение оказалось верным, в области желудка чуть справа нащупал большое плотное образование. Эх, сейчас бы УЗИ, МРТ, гастроскопию, анализы. Нет этого и не нужно здесь. Включил тонкий пучок энергии и начал сканировать брюшную полость. Ещё ни разу не приходилось делать, но надо же когда-то начинать.

Привратник желудка закрыт практически наглухо, оставив лишь тонюсенький канал, по которому могла пройти только вода. Опухоль прорастает в печень и поджелудочную железу. Вдоль аорты множество плотных узлов, скорее всего метастазы. Вот тебе, Сашенька, и первый самостоятельный рабочий день! Ни разу не встречал здесь онкологию, ни в одной книге не дошёл до этой темы, даже успел подумать, что её здесь не существует. Как оказалось, зря. Но, наш лозунг — не отступать и не сдаваться. Попросил Свету вызвать Корсакова, а сам продолжил сканировать дальше, выявляя всё новые метастазы. В мире без магии этот пациент практически не жилец. Шансы есть, но мизерные. Но, этот мир с магией, будем колдовать.

— Доброе утро! — приветствовал, входя в кабинет Борис Владимирович. Он был бодр и жизнерадостен, что и мне передалось и добавило оптимизма. — Что тут у нас?

— Опухоль в желудке, запущенный случай, — ответил я, завершая сканирование печени, где метастазов было несчётное количество.

— Понял, бывает, — кивнул он, не утратив хорошего настроения. Значит всё будет хорошо, он такое видит не впервой. — Начинаем?

Я кивнул, дождался, когда пациент уснёт и положил ладонь в проекции новообразования. Для начала надо восстановить проходимость привратника желудка, я направил тонкий пучок магической энергии в сторону едва различимого просвета привратника. Медленно, но верно, плотные ткани опухоли начали поддаваться и через несколько минут просвет удалось расширить до полутора сантиметров. Пока запас силы позволяет, решил на этом не останавливаться и продолжил выжигать мутировавшие, источающие яд ткани. Оставалось больше половины объёма образования, когда я понял, что это предел. Надо остановиться иначе спасать надо будет меня.

В холодном поту я отпрянул от пациента, ноги едва не подкосились, с трудом и поддержкой медсестры добрёл до кресла и рухнул без сил.

— Что-то вы себя не бережёте, Александр Петрович! — заявил Корсаков. — Может лучше в следующий раз продолжить?